12 обезьян

В прокат вышел новый фильм Никиты Михалкова «12» — римейк классической ленты Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин».

К оригинальному фильму Люмета «12» Никиты Михалкова имеет очень опосредованное отношение, о чем, впрочем, и сам режиссер гордо заявляет на каждом шагу. Фабула осталась та же: 12 присяжных собираются, чтобы решить судьбу мальчишки, вроде бы убившего своего отца. 11 из них готовы вынести обвинительный приговор, не раздумывая, сию же минуту. И только один из двенадцати сомневается в виновности подозреваемого. Ему удается постепенно пошатнуть всеобщую уверенность в вине подростка, и, в конечном итоге, присяжные выносят оправдательный приговор. Соль, однако, в том, что Михалков адаптировал этот сюжет под российскую специфику. Начнем с того, что мальчишка — чеченец. А его отец (у Михалкова — приемный) — ни много, ни мало русский военный, подобравший ребенка в Чечне и привезший с собой в Москву. Однако на этом актуализация сюжета не заканчивается.

Следствие ведут герои нашего времени: каждый из присяжных претендует на звание национального типажа. Интеллигент (Маковецкий) — тот самый присяжный, что усомнился в доводах обвинения. Его словарный запас для интеллигента подозрительно невелик: в попытке объяснить свой нонконформизм, он начинает малоубедительно мямлить: «Ну что-то быстро… Мы как-то раз, и… А там… человек». Эти красноречивые доводы отчего-то действуют, и на его сторону переходит до неприличия карикатурный Еврей (Гафт). Ксенофоб (Гармаш) — самый ярый сторонник обвинительного приговора — весь фильм усиленно ксенофобствует: его коронная фраза — «Евреем наполовину не бывают». Демократ (Арцыбашев) — вставляет мерзкие комментарии, да и вообще, невооруженным глазом видно, что это самый отталкивающий персонаж и национальный тип. Конкуренцию по несимпатичности ему может составить разве что Богач-продюсер (Стоянов) — злобная пародия на продюсера Лесневского, с которым у Михалкова личные счеты. Персонаж Стоянова окончил Гарвард, употребляет английские словечки, с космической скоростью меняет мнение, и на нервной почве, гримасничая, бегает в сортир. Однако клеймление олигархов на этом не кончается. Еще один представитель этого вида — Богач-совестливый, а-ля Ходорковский (Горбунов), который на свои нечестные деньги строит часовенку и школу, но все равно, очевидно, мерзавец. Артист (Ефремов) — полфильма кривляется, а потом вдруг неожиданно разражается ударным монологом про отсутствие серьезности, но выглядит это во всеобщем анекдотическом балагане не многим серьезнее, чем похожий гротескный монолог о безразличии в «Изображая жертву». Некий неопознанный тип — декан какого-то факультета (Мадянов) — нужен лишь для произнесения фразы о том, что советская система губила и выжимала как лимон даже тех, кто на нее работал. Кавказец (Газаров), тем временем, вопит «Я не чурка, я хирург» и танцует танец с ножом. Пролетарий (Петренко) закапывает лекарство из сомнительного флакона сначала в нос, а потом в глаза и уши.

В общем, вместо типажей у Михалкова персонажи из анекдотов, которые паясничают и очередной комической антрепризой в момент ликвидируют эффект от собственных серьезных обличений. За всем этим до поры до времени тихо наблюдает Сам — то есть присяжный Николай в исполнении Михалкова — самый страшный национальный типаж и самый положительный персонаж. Николай у нас офицер. Точнее, бывший офицер, но, как говорит Николай, «офицеры бывшими не…» — тут губы у него предательски начинают дрожать, глаза наливаются слезами, и сакраментальное окончание фразы он не договаривает. И, слава Богу, потому что от такого национального типажа и так уже к тому моменту по спине мурашки бегут, а вопрос «каких служб офицер» сам по себе незаметно отпадает.

На Венецианском фестивале «12» Михалкова получил специальный приз — за вклад в искусство и гуманизм. За гуманизм — видимо, потому что фильм про Чечню: известно, что тема эта для нас все еще актуальная и довольно скользкая. Однако оценить плоскость типажей, кошмар диалогов и неуместность карикатур в Венеции оказались не в состоянии. Между тем, испугавшись камерного пространства — а весь фильм Люмета действие происходило в замкнутом помещении, и 12 присяжных принимали решение в режиме реального времени — Михалков разбивает повествование флэшбэками из прошлого чеченского подростка. Поэтому у Михалкова получается так, что шутовские номера легко соседствует с кровавыми чеченскими кадрами. К примеру, Стоянов, которому для полноты образа не хватает Олейникова, ведь все это грешным делом сильно напоминает «Городок», бежит блевать в сортир, а через минуту — перестрелка и мертвые тела, лежащие на разбомбленной улице.

И это полное отсутствие не то что даже хорошего вкуса, но элементарной человеческой адекватности, какое-то непрекращающееся ерничанье и фальшивая серьезность, паразитирующие на действительно трагической теме, говорят о Михалкове в тысячу раз больше, чем общий пошловатый колорит (вроде хранящейся в бумажнике иконки) и жутковатый пафос о доброте спецслужб.

Дарья Горячева, Киноанонс, 21 сентября 2007